Оруби
А для того, чтобы искалечить душу любой девчонке, не обязательно быть Змеем – достаточно простого эгоизма…
Наталья Игнатова
- Привет…
Девушка с коротко остриженными черными волосами и слегка резковатым лицом, выдающим решительную и достаточно упрямую натуру, подняла измученный взгляд от горы бумаг, высящейся на столе. Подняла и, помедлив несколько мгновений, опустила обратно.
Седрик аккуратно сдвинул бумаги с края стола и облокотился на скрещенные руки. Какое-то время его полувопросительный взгляд игнорировали, но долго это пока не получалось даже у Фобоса, а сравниться с меридианским принцем по части равнодушия ко всему остальному миру не удалось бы даже мраморному изваянию. А изваяния, как известно, ребята сдержанные, заподозрить же в сдержанности Оруби мог только человек, видевший ее только на фотографии, причем только сделанной в тот момент, когда она спала. Минуты через две девушка досадливо скрипнула зубами и очень тихо и вежливо осведомилась:
- И какой реакции ты от меня ждешь, позволь узнать?
- Не знаю, - честно ответил Седрик. – рассчитывал хоть на какую-нибудь. Всегда можно сымпровизировать по обстановке.
- И в этом ты весь! – яростно сбивая стопку каких-то рукописей, процедила сквозь зубы девушка. Змеелюд с изяществом развел руками.
- Знаешь, в чем главная беда многих актеров и просто лицемеров? – с некоторой ноткой грусти спросил он. – Привычка вкладывать в притворство куда больше, чем во что-то настоящее. Как говорил Оскар Уайльд, вся жизнь – это театр, но пьеса поставлена плохо.
- Притворство, значит, - слегка отстраненно повторила Оруби, но на этом, разумеется, ее сдержанность себя исчерпала. Девушка резко вскочила, двинув кулаками по столу. – НУ И ГАД ЖЕ ТЫ, ВСЕ-ТАКИ!
- Для тебя это новость? – на всякий случай уточнил Седрик. Гаан их знает, этих девиц! Сперва видят что-то, что сами хотят видеть, знать не желая, соответствует ли это действительности, а потом принимаются вопить нелепые обвинения в том, что мир, де, их размытым идеалам не соответствует! – Слушай, мне очень жаль, что так все вышло. Правда, жаль. Иногда все это заходит чересчур далеко…
- Седрик, ты ненормальный? – неожиданно серьезно, с подозрением вопросила Оруби. Кажется, даже сердиться перестала, а он-то уже настроился на серьезные разборки. Оруби-то не Элион, она кукситься не будет, а вот двинуть может – мало не покажется. Однако, вместо тяжелого в руки девушка явно решила взять дурное в голову!
- Я нормальный. Просто это другая норма.
- Оно и видно. Впервые вижу, чтобы извинялись за то, что спасли кому-то жизнь! – плюхаясь обратно за стол, выдохнула Оруби.
- Мне показалось, ты… расстроена.
На самом деле (хотя, конечно, говорить об этом Оруби уж точно не следовало бы), дело обстояло очень просто. Как существо, по природе своей лишенное неудобной обузы, именуемой обычно совестью, Седрик зачастую искренне не понимал, почему люди, собственно, «расстраиваются», тщетно пытаясь к этой самой несуществующей совести взывать, и уж тем более – чего от него-то хотят? Но долгое общение с князем Фобосом выработало в своем роде идеальный вариант разрешения подобных «конфликтов мировоззрения»: упасть в ноги и покаяться, даже если ни малейшего представления не имеешь, в чем, собственно, провинился. Стойкий условный рефлекс гласил: когда на тебя спускают собак, возражать и оправдываться – только усугублять дело, лучше всего просто расслабиться, а удовольствие получить чуть позже, когда начнут раскаиваться в содеянном. Да-да, и такое с князем бывало, хоть и редко. Если человек не способен признать свою вину перед кем-то, это еще не значит, что он не может чувствовать себя виноватым.
Оруби взяла со стола карандаш и с хмурым видом принялась его грызть, явно тоже о чем-то сосредоточенно размышляя.
- Ты поэтому полез меня спасать? Вжился в роль настолько, что решил довести начатую от чистой скуки игру до логического завершения? Станиславский обрыдался бы из-за невозможности заполучить такого актера! – несчастный карандаш жалобно скрипнул. – А то что со мной было из-за чрезмерной достоверности твоей игры - несущественные детали! Мог бы хоть сообщить, что с тобой все в порядке!
- Не мог.
- Не сомневаюсь…
- Змеи, знаешь ли, не разговаривают. И даже писать хвостом записки как-то не с руки, - вдумавшись, что только что ляпнул, Седрик усмехнулся.
Девушка выронила карандаш и уставилась на него как-то… без понимания во взгляде.
- Поясни свою мысль, пожалуйста, - после недолгого молчания вежливо попросила она.
- Из меня выжгло почти всю магическую сущность, остатки ушли на восстановление… насколько это было возможно, конечно. Так что некоторое время пришлось провести в обличье змейки где-то в полметра длинной и без всяких параненормальных способностей, включая способность к человеческой речи, разумеется. И не говори мне, что твои подружки ничего тебе не рассказывали о том, что произошло в начале весны!
- А что я должна тогда сказать? Я со Стражницами практически не общаюсь в последнее время. И без их бесконечных авантюр, как видишь, засыпаюсь… - Оруби с тоской кивнула на едва видимую в бастионах бумаг табличку «Главный редактор «Хиттерфилд-ньюс» Ребекка Рудольф». – хотя бороться с монстрами не в пример более веселое занятие, чем со всей этой макулатурой!
- И тем не менее, ты предпочла посвятить себя не в пример менее веселому занятию.
- Нельзя всю жизнь искать одних только развлечений. Все рано или поздно перестают быть детьми.
- Не все. Ламии, к примеру.
Оруби недовольно поморщилась. Видимо, в бытность своего проживания в Кондракаре, она находилась с Гигейей Целительницей не в самых теплых отношениях. Что, в общем-то, неудивительно, учитывая характеры обеих.
- Я, к счастью, не ламия! Тоже мне «совершенства»: бессовестные, безответственные, лицемерные, подлые, лживые твари!
- Ты не права насчет безответственности…
Бросив на Седрика взгляд исподлобья, Оруби невольно хихикнула. Змеелюд моментально изобразил на физиономии крайнюю степень обиды, только усилив произведенный эффект. Правда, развить тему не удалось, дверь в со стуком распахнулась и кабинет «главного редактора Рудольф» ураганом влетела решительная худенькая девица с неприятными мелкими чертами остренького «крысиного» личика и, потрясая кипой каких-то бумаг, пронзительно взвопила:
- Зачем ты вырвала из моей статьи все зубы?!
Похоже, для Оруби подобное совсем не было в новинку.
- Я предупреждала, чтобы ты не скатывалась на неприкрытое хамство, Кортни. Пробуди в себе хоть немного уважения к читателям! – отрезала она с каменным лицом. Однако девицу Грампер это мало задело. Нервно жестикулируя (пару раз Седрик в последнее мгновение уворачивался, не позволяя заехать кипой бумаг себе по физиономии), она затараторила с выразительностью и скоростью строчащей швейной машинки:
- Ты ничего не понимаешь, это мой стиль, который нельзя ломать! Почему ты позволяешь себе субъективно судить о моих работах?! Я душу в них вкладываю, а ты их корежишь, заменяешь индивидуальные неповторимые черты на банальнейшие газетные штампы! Думаешь, раз тебя назначили главным редактором, так твое мнение стало истиной в последней инстанции?! Это форменное самодурство!!! Здесь не уважают ищущую личность! – кипела Кортни излишне театрально, то и дело срываясь на пронзительный визг, однако вставить хоть слово в эту пулеметную очередь возмущенного трещания казалось нереальным.
- Совет хочешь, крыска? – негромко поинтересовался Седрик. Хоть девица Грампер и вела себя так, словно больше в кабинете Оруби никого не было, очевидно было, что она прекрасно его заметила. Уж в чем – в чем, а в наблюдательности ей было не отказать. Оруби слегка запаниковала, представив, как через пятнадцать минут вся редакция будет знать, что мол, заходит к руководительнице в рабочее время какой-то тип с внешностью киноактера, не считая всех тех подробностей, которых девица Грампер, как обычно, щедро добавит от себя!
Резко замолкнув, «крыска» обернулась и с аналитическим интересом изучила его пристальным, как рентген, взглядом небольших темных глазок. – Даже два. Во-первых, научись хамить интеллигентно, любую мысль можно донести, не скатываясь при этом на уровень базарной торговки. Во-вторых, если ты планируешь хоть чего-то достигнуть в жизни, такое слово, как «самодурство» лучше раз и навсегда вычеркнуть из словаря. Начальник не может быть дураком, он – начальник, а это такая философская категория, к которой можно относиться только философски и поэтому дергаться душой на эту тему точно не стоит.
Оруби с явным усилием сдержала смешок и комментарий на общую тему «и это многое объясняет касаемо тебя самого!». Лисичкино нравоучение, это называется.
- А можно вопрос? - с вполне мирной деловитостью, словно бы и не визжала минуту назад некормленой беньши, которой хвост дверью прищемили, осведомилась Кортни. Однако вопрос прозвучал совсем уж неожиданный:
- А по какому каналу фильм «Анаконда» показывают?
Седрик расхохотался, вскинув голову и уперев руки в бока.
- Специально для тебя, крыска, можно в прямом эфире!
- Я так и думала. А за совет спасибо, я посмотрю, что с этой статьей можно придумать, - взмахнув кипой бумаг в прощальном жесте, девица Грампер со счастливой улыбкой скрылась за дверью.
Оруби вопросительно-прокурорским взглядом вперилась в Седрика, через минуту игнорирования оного, «прокурорское» выражение сменилось уже «инквизиторским», но так и не произвело должного эффекта.
- И при чем тут этот отстойный «ужастик»? – наконец осведомилась девушка.
- Милая, ну постарайся догадаться, какое КО МНЕ отношение может иметь фильм «Анаконда», да еще в прямом эфире?! – состроив неестественно-наивное, практически святое выражение лица, развел руками змееоборотень.
- Но откуда Грампер знает?..
- Девица Грампер – на то и девица Грампер, чтобы знать обо всех чуть ли не больше, чем все сами о себе знают! Кстати, она и про Стражниц в курсе уже довольно давно.
- Но то, что знает хоть одна из Грампер – через пятнадцать минут уже знает весь город!
- Мой господин очень хорошо умеет донести до кого угодно мысль, что молчание – золото, - решив оставить за скобками излишнюю информацию о проклятье Паутины Кошмара и буквальном укорачивании чересчур длинных языков, пояснил Седрик. Если проблема окружающих с Кортни Грампер состояла в том, что она «правду говорила всегда, но не всегда говорила правду», то змееоборотень предпочитал вводить в заблуждение с точностью до наоборот. Если он что-то говорил, сомневаться не стоило, что так оно и есть, но легко было сделать неправильные выводы, узнав только нужный ему кусочек правды и только с нужного ракурса. – а крыска-то - талант! Видела меня только раз и только в боевой ипостаси, а узнала при этом почти сразу. В общем, вот что! – решительно заявил змеелюд. - Бросай все эти плоды бюрократического вдохновения и пойдем куда-нибудь выпьем кофе и поболтаем.
- Ты уверен, что это нужно?
- Стопроцентно уверен. Могу поспорить, ты киснешь тут с самого утра, еще даже не сделав перерыва на обед, так что не слышу никаких возражений!
Вздохнув, Оруби отбросила многострадальный карандаш и встала из-за стола. Ужас, до чего послушная девочка! Напоминая увлеченному какой-нибудь очередной сверхценной идеей Фобосу, что следует иногда делать перерывы, чтобы есть и хоть иногда спать, Седрик каждый раз выслушивал о себе много новых подробностей – в лучшем случае, потому что князь, когда его от чего-то отвлекали, вполне мог начать швыряться тяжелыми предметами!
С другой стороны, Оруби, похоже, самой давно осточертел разбор бумажных Эверестов и препирательства с сотрудниками типа девицы Грампер. Вообще, более неподходящего занятия, чем должность кабинетного редактора, для особы с таким характером, как у Оруби, представить было просто трудно.
- Седрик. Уж не знаю, из каких соображений Стражницы мне ничего не сказали, но ты сам сказал «в начале весны», а сейчас весна уже кончается. Почему ты сразу не дал о себе знать? Почему ты пришел СЕЙЧАС?
- Князь позволил мне отдохнуть, пока я ему не нужен, а в Меридиане яблони уже отцвели, вот я и решил заглянуть в Хиттерфилд, а заодно и поинтересоваться, как у тебя дела. Мне-то откуда было знать, что Стражницы тебе ничего не рассказали?
- Стало быть, первостепенно дозволение князя, потом – цветущие яблони, а уж заодно – как у меня дела?!
- А что-то не так? – удивился Седрик. Очень искренне удивился.
