Автор - Санди ака Владлена
Вилл сидела за прилавком магазина, скрипя зубами от бессильной ярости и прожигая взглядов ни в чем, по сути, не повинный кассовый аппарат. Тот не возражал и не лез с вопросами, видимо, чувствуя, что девушке сейчас не до разговоров, хотя обычно электроприборы, встретив, в кои то веки, понимающего слушателя, обрушивали на Вилл целый шквал «о наболевшем».
К сожалению, люди зачастую бывали куда менее тактичны.
- Здравствуй, красавица, - даже всегда симпатичный мистер Олсен сейчас почему-то раздражал. – почему ты здесь? Разве твоя смена не во вторник – неужели мой непутевый внучок позволяет себе сваливать на леди свои обязанности?
- Мы поменялись, - выдавила Вилл, забыв даже поздороваться. Через мгновение ей стало за это стыдно, что разозлило еще больше: такой дурой она себя редко чувствовала! – Метт занят этим вечером.
« Поскольку эта актриска пригласила его в свой погорелый театр на премьеру, где она – ах, какое достижение – мелькнет пару раз в роли какой-то там графини!»
- А-а, вот же старый маразматик, совсем забыл о дебюте миз Джеки сегодня! – хлопнул себя по лбу мистер Олсен. – Знаешь, у нашего тихого городка есть все шансы прославится, ей пророчат большое будущее, как актрисе. Она ведь прирожденная актриса, такое редкое качество…
«Прирожденная лицемерка – о да, редко таких встретишь!»
Злиться хотелось на весь мир. На подружек, в один голос утверждавших что-то в духе «да твой Метт ей даром не нужен – он же для нее забавный малыш, не больше!» - но разве могла Вилл поверить, будто на МЕТТА кто-либо способен смотреть свысока, как на какого-нибудь там Мартина (а именно ТАК и выглядели когда-то, задолго до ее приезда в Хиттерфилд, отношения еще не закончившей тогда школу будущей актриски и Метта). Умом понимала, но поверить не могла. К тому же сам Метт до сих пор сохранил обиду на эту воображалу – быть может, сохранились и чувства, из-за которых обида возникла? А Джеки так и осталась недостижимым далеким идеалом.
- Ты что, расстроена, красавица? – вежливо полюбопытствовал мистер Олсен. Девушка подняла на него глаза хорошо побитой собаки. – Знаешь, есть древняя поговорка: если думаешь, что что-то принадлежит тебе: отпусти его. Если оно вернется, то оно действительно твое, а если нет – то твоим никогда и не было и не о чем тут сожалеть.
- Не понимаю, о чем вы, - снова уткнувшись в аппарат хмурым взглядом, открестилась Вилл. Все мудрости – они в теории хороши, а когда собственная жизнь подкидывает подобное, трудно отнестись к этому философски.
- Ну знаешь, в эпоху, этак, палеозоя я тоже был подростком и смутно припоминаю, как это все бывает, - добродушно усмехнулся ничуть не обидевшийся работодатель. – если твоя любовь настоящая, то никуда от тебя не денется и нет никакого смысла сажать ее на цепь, если же нет, то это просто бесполезно – порвет любые цепи и все равно улетит.
- Если бы все было так…
- Знаешь… - на несколько мгновений мистер Олсен погрузился в задумчивость. – как же давно это было! Незадолго до того, как я встретил любовь своей жизни, я познакомился с одной удивительной девушкой. В молодости я тоже увлекался музыкой и на одном конкурсе юных талантов эта девушка разбила нашу группу в пух и прах! Ее песни – горькие, как запах полыни и глубокие, как омут – они затягивали, зачаровывали… Мало кому из современных музыкантов удается затрагивать душу, музыка сейчас превратилась в легкое ни к чему не обязывающее развлечение, но таких, как она и тогда было наперечет. Дивная красавица к тому же: у нее были шикарные мерцающе-черные волосы и ярко-синие немного сумасшедшие глаза. Представляешь, я даже имени ее вспомнить теперь не могу, - мистер Олсен невесело усмехнулся. – только сценическое прозвище – Черный Ангел, я и называл ее Энджилой, хотя настоящее имя у нее было совсем другим – а я его не помню. А ведь тогда я был в нее влюблен, и влюблен серьезно. Сперва все было… обыкновенно. Общие интересы, взаимное увлечение, мы подумывали создать свою музыкальную группу, все, в общем-то было чудесно, пока я не встретил ДЕЙСТВИТЕЛЬНО свою вторую половинку – тогда начался кошмар. Я не мог расстаться с Энджилой, понимал, что вовсе не люблю, но она стала какой-то одержимостью, навязчивой идеей, стоило попытаться дернуться в сторону – ее образ преследовал меня, как наваждение, а в голове звучали эти горькие, как полынь, песни. Без нее было невыносимо, но с ней – еще невыносимее, словно мой разум оказался в какой-то ловушке этого бездонного омута, но любви в сердце не было – любовь тянула прочь, подальше от Черного Ангела и ее чар. Я издевался и над собой и над обеими девушками – им, пожалуй, было еще больнее, и, наверное, просто сошел бы с ума. Но однажды Энджила просто исчезла. Не просто из моей жизни, а просто исчезла, словно бы вместе с памятью о том, что вообще когда-то существовала: исчезла и моя одержимость – до ощущения пустоты внутри – я даже не тосковал по ней, просто не было чувства, как отрезало. Словно весь мир забыл о ней, только ее подруга… не помню имени, миловидная азиаточка с мальчишеской стрижкой, кажется, знала что-то, но отказалась со мной разговаривать. Страсть проходит, сколь бы сильной она не была, проходит, порой не оставив даже воспоминаний, а любовь… ее порой можно и не заметить за страстью, но она – навсегда и не смотря ни на что. А миз Джеки для юного Метта была идолом, так влюбляются в популярных актеров и музыкантов, но нельзя любить скульптуру на пьедестале – и нельзя прикасаться к идолам. Позолота остается на пальцах.
Вилл по-прежнему смотрела сквозь аппарат – невидящим взглядом, растерявшим даже кипевшую пару минут назад злость. Только когда мистер Олсен собирался уже уйти в подсобку, девочка неожиданно подняла голову и странным голосом спросила:
- Та девушка... Ее звали случайно не Нериссой?